Историческое становление человечества сегодня переживает важные вехи. Процесс распада старого мира, начатый тридцать лет назад распадом Советского Союза, близится к завершению. Следующий этап является поворотным, на котором нас ждут серьезные изменения на всех уровнях: политическом, социальном, культурном, религиозном и интеллектуальном. В ритмах этих преобразований формируются человеческие образы мышления, механизмы которых прогрессируют или регрессируют по мере того, как они воспринимают реальность в попытке овладеть истиной. Что касается истины, то это очень относительное понятие, которое во многом может меняться вместе с переменами и колебаниями истории. История — это вечное становление, которое можно сравнить с водоворотом психологических реакций, с помощью которых человеческое сознание расширяется, чтобы принять концепции или снижается его способность поглощать их. Точно так же некоторые убеждения, на которых человек строит свою реальность, могут исчезнуть на некоторое время, а затем снова возродиться в поисках другого выражения для себя.
Новая волна исторического становления стала сильным толчком для выхода России на мировую арену, предоставив ей возможность попытаться снова проявить себя. Но одна из проблем, с которыми сегодня сталкивается Россия, — это сохранение некоторых концепций и представлений о ней, в том числе общепринятых в арабском мире, которые были созданы предыдущими моделями восприятия минувшей советской реальности. Мы не говорим, что арабское коллективное сознание строит свои отношения с Россией на основе ложных представлений. Напротив, эта великая страна, Советский Союз, с ее историей, литературой и культурой была предметом многих размышлений. Кроме того, её политика и идеология не являются чуждой сущностью, а наоборот, ранее были хорошо испытаны политическими кругами и интеллектуальной элитой в арабских странах. Но с другой стороны, после того, как Россия в современный период приобрела большую долю внимания в связи с ее возвращением в качестве влиятельного политического полюса на международной арене, было отмечено, что этого мощное возвращение в большей степени проявилось в политическом аспекте, в то время как Советский Союз имел в мире не только политическое влияние, но и обладал сильным интеллектуальным, культурным и литературным присутствием, даже если оно иногда сопровождалось идеологическим прикрытием. Кстати, замечательно то, что люди в арабском мире никогда не теряли интереса к русской литературе, вникая в ее философские толкования.
Однако в то же время мы склонны полагать, что многие из тех, кто писал о России, ее обществе, мышлении и философии, не могут утверждать, что они обладали полным видением истинной природы русского человека, даже если их произведения были плодом глубокого практического опыта, накопленного в прошлом в результате культурных контактов между Россией и арабским миром. Даже если арабский читатель и был хорошо знаком с творчеством гигантов русской литературы, то эти знания обычно были ограничены небольшим количеством имен, оставляя другие важные имена без внимания и изучения. Таким образом, многие интеллектуальные толкования, которые пытаются предоставить углубленное объяснение менталитета русского человека и его структуры, остаются неизвестными арабскому читателю, даже если он хорошо знаком с тем, как великий русский писатель Федор Достоевский объяснял психологические аспекты человека благодаря переводам его бессмертных произведений на арабский язык. Примечательно то, что «русская загадка» уже почти двести лет вызывает большой интерес у русских мыслителей и философов, и о толкованиях некоторых из них мы также поговорим сегодня.
Пытаясь более подробно изучить картину, давайте посмотрим на вещи с помощью концептуально другого подхода, подхода, который имеет дело со всеобъемлющими и базовыми концепциями, составляющими древний образ (архетип) общества, и возглавляется концепцией послания или телеологии. Идея послания в российском обществе была полностью вытеснена постсоветской эпохой, когда «новая демократическая» элита в России, преследуя иллюзии демократии, хотела предать забвению российскую историю и ее интеллектуальную глубину и присоединиться к «цивилизованным нациям» в погоне за «светлым демократическим будущим». Было бы вполне объективно указать, что коммунизм в его позднесоветской версии превратился в «идеологическую жвачку» в устах людей из-за своей удаленности от реальности, практической слабости и интеллектуальной эрозии, поскольку приоритеты общества во времена Михаила Горбачева были сведены к «присоединению к общеевропейскому дому», а затем в эпоху Ельцина идеология, любая идеология, была конституционно запрещена в России на фоне патологического стремления вращаться вокруг американской оси до прихода к власти Путина.
Однако базовые духовные ценности как органические черты общества, исторически насыщенного духовной деятельностью, не могут умереть, какими бы ни были политические или идеологические обстоятельства, поскольку они не ограничены ни временными, ни территориальными рамками, особенно, учитывая то, что мы говорим о государстве, в такой степени унаследовавшем экуменическое православие от Восточной Римской империи после ее падения в результате захвата османами, что в Средневековом Русском государстве создалось метафизическое духовное видение, описывающее Москву как Третий Рим, как это сформулировал русский монах VI века Фелофей, живший в старинном городе Пскове на севере России.
Если предположить, что русские несут какое-то важное послание миру, то трудно будет понять его духовную природу, не остановившись на идентичности носителя этого послания. В чем заключается идентичность русского человека и его духовная природа? Примечательно, что большинство великих русских мыслителей, размышляя над этим вопросом, обнаружили, что характер русского человека содержит много противоречий, сочетающих в себе массу психологических противоположностей.
Но, прежде чем перейти к рассмотрению этих противоречий, важно также отметить, что «иррациональность» как один из компонентов русского менталитета составляет главную точку отличия от идентичности западного человека и ее основных глубинных детерминант. Чтобы прояснить различия или расхождения между русским и западным человеком, для чего не было бы лишним провести сопоставление, достаточно взглянуть на то, как русское мышление относится к «духовному немецкому проекту», учитывая то, что Германия была домом для самых важных философов и мыслителей, которые, кстати, в середине XIX века оказали большое влияние на русскоязычных. В то время самый большой и яркий след в интеллектуальной сфере принадлежит Георгу Гегелю, одному из важнейших ведущих представителей классической немецкой философии, которая изначально заложила основу современного западного философского интеллектуального наследия. «Немецкий духовный проект» считается антитезой своему российскому аналогу, поскольку высшая цель в первом заключается в обладании контролем, господством и престижем, в то время как второй стремится к «участию» или «солидарности» и братству между народами мира, по мнению русского мыслителя Ивана Аксакова, лидера славянофильского движения, т.е. прославянского течения, существовавшего на Руси в XIX веке.
«На Западе, — писал И. Аксаков, — души убивают, заменяясь усовершенствованием государственных форум, полицейским благоустройством; совесть заменяется (у немцев) законом, внутреннее побуждение — регламентом, даже благотворительность превращается в механическое дело. В основании государства русского: добровольность, свобода и мир». Несмотря на некоторый идеализм, который можно ощутить в этом описании, существует другое высказывание, которое может несколько помочь в постижении секретов русской идентичности. Николай Бердяев, один из «императоров» русской философской религиозной мысли ХХ века, идеям которого позже мы уделим немного внимания, сказал: «Русский человек — талантливая личность, но ему не всегда так хорошо удается выражать форму, как содержание». Этим высказыванием великий русский философ имеет в виду, что русский человек, возможно, не способен ясно выражать свою духовную и человеческую глубину, но он в полной мере демонстрирует ее на практике.
Мы не можем не отметить, что исторически самые важные высшие ценности для русского сердца и разума вращаются вокруг двух прочных тенденций — религии и веры, таким образом, что некоторые их проявления можно наблюдать во все большей степени в современной России. Это еще одна грань отличия русского духа от природы западного человека, чья нерелигиозность сегодня усиливается, приобретая ужасающие формы.
Интересно то, что один из самых странных русских религиозных мыслителей во время правления царя Николая I в начале XIX века, Владимир Печерин, впав в отчаяние от царящих в царской России гнета и тирании, не только покинул ее, но и стал католическим монахом в Европе в поисках «отсутствовавшей на своей родине свободы мысли». Он написал удивительное пророческое письмо русскому мыслителю и писателю Александру Герцену, самому известному поборнику буржуазных и демократических реформ в России, в котором он предсказал появление «материальной цивилизации, которая станет тираном человеческого духа, от которого нет избавления». Хотя эти слова были сказаны более полутора веков назад, сегодня мы замечаем, как рухнула духовная основа современного человека, что заставило его сфокусироваться на и вправду тираническом материализме. Достаточно заметить, как мобильные телефоны и другие современные гаджеты стали будто чем-то святым для нового поколения молодежи, чье желание постоянно обменивать их на новые стало безумным, напоминающим новый странный культовый ритуал!
Возвращаясь к противоречивости, характеризующей строение русского менталитета, мыслитель Николай Бердяев описал его в 40-х годах XX века следующими словами: «Нужно помнить, что природа русского человека очень поляризованная. С одной стороны — смирение, отречение; с другой стороны— бунт, вызванный жалостью и требующий справедливости. С одной стороны— сострадательность, жалостливость; с другой — возможность жестокости; с одной стороны — любовь к свободе, с другой стороны — склонность к рабству. У русских — иное чувство земли, и самая земля иная, чем у Запада. Русским чужда мистика расы и крови, но очень близка мистика земли». Бердяев также сказал, что «русский народ, по своей вечной идее, не любит устройства этого земного града («град», конечно, в переносном значении) и устремлен к Граду Грядущему, к Новому Иерусалиму, но Новый Иерусалим не оторван от огромной русской земли, он с ней связан, и она в него войдет».
И если читателю трудно понять слова Бердяева, нам на помощь приходит сам философ, резюмируя, что погребенное русское сознание инстинктивно устремляется к «концу», ожидая «конца света». Другими словами, высшая духовная цель русского человека выходит за рамки географии и времени, о чем написал Бердяев в 1946 году. Это стало мостом к тем, кто опередил его в размышлениях над посланием России, включая уникального русского философа Петра Чаадаева. Этот русский мыслитель был одновременно редкой и неоднозначной интеллектуальной фигурой; его критические и философские произведения были «новаторскими» и настолько необычными для России середины XIX века, что во время царствования Николая I его объявили сумасшедшим. Но важно то, что он тоже, несмотря на свою резкую критику традиций российского общества и его места в мировой истории, а также прославление западной цивилизации, в своих более поздних работах выражал уверенность в том, что русские «призваны решать большинство социальных (глобальных) вопросов, чтобы дополнить большинство идей, возникших в древних обществах, и ответить на самые важные вопросы, которые встают перед человечеством. Можно сказать, что сама природа обязала нас быть истинным судом совести для разрешения многих вопросов, рассматриваемых великими судами человеческого духа и человеческого общества»!
России, находившейся на стыке XIX и XX веков, успешно удалось противостоять истории, благодаря попытке переступить через «неизбежную» капиталистическую модель в контексте исторического развития общества. Она построила такую социальную и политическую систему, какой не было еще за всю историю, основанную на вере в великую человеческую миссию. Даже советский коммунизм, который на сегодняшний день остался далеко в истории, имел признаки одержимости телеологией. Коммунистическая мысль, даже в ее марксистской и материалистической оболочке, выражала послание, наполненное тем, что в русской философской литературе называется «соборностью» — русский философский религиозный термин, означающий объединение, партнерство или даже социализм, если хотите, но особый социализм, где дух человека и его стремление объединяются для спасения человечества от потери человеческих качеств. Для русских философов соборность означает стремление к достижению человечеством высших целей, таких как создание духовно объединенных сплоченных обществ на смену расколотым обществам, представленным отдельными индивидами, как это имеет место сегодня во многих обществах, особенно в западных странах. В этом заключается еще одно противоречие концепции центральной телеологии в немецкой и в целом западной философской мысли. Данная концепция подразумевает, что развитие личности или общества возможно исключительно через конкуренцию, которая означает не только доминирование одного человека над другим, но и на самом деле может привести в конечном итоге к полному нивелированию его существования.
Что касается парадоксов в детерминантах русского национального характера, по мнению русского религиозного мыслителя и философа Николая Лосского, они включают в себя волю и энтузиазм против бездействия и праздности, свободный дух и поиск высших ценностей против тенденции к анархизму, нигилизму (среди интеллектуалов) и бунтам (среди простых людей), врожденную сердечную доброту против неоправданной жестокости, талант и циничную структуру сознания против склонности к самоуничижению, миссионерскую телеологию против отсутствия дисциплины. Что касается «негативных» черт, которые обрамляют русский характер, то они, по словам мыслителя Николая Лосского, проявляются в бездействии, склонности к критике, в отсутствии инициативы, высокомерии, склонности к иррациональному поведению, внутренней дезинтеграции, чрезмерном самоотречении, пристрастии к алкоголю и алкоголизме.
Примечательно, что эти противоречия, кажется, оставили свой яркий отпечаток в истории русского народа. Николай Бердяев писал, что «Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. Душа русского народа — сложная и запутанная душа, в ней столкнулись и смешались два потока мировой истории». Имеются в виду западный и восточный потоки. С другой стороны, эта самополяризация в русской культуре и шаткое равновесие между ее единством и поляризацией являются факторами ее необычайной гибкости и высокой исторической адаптивности, что гарантирует ей исключительную способность продолжать существовать не только в самых сложных обстоятельствах, но также в катастрофических и «антикультурных» условиях.
Таким образом, только в XX веке русский народ стал свидетелем уникальных исторических поворотных моментов, которые не пережил ни один другой народ. Русские пережили громкое падение своей царской империи, затем две революции (Февральскую революцию 1917 года и Октябрьскую революцию 1917 года), последняя из которых, самая крупная из них, закончилась кровавой гражданской войной, в результате которой страна подверглась многонациональной оккупации. Но большевикам удалось заложить основы своего молодого Советского государства, которое позже столкнулось с самой ожесточенной агрессией со стороны гитлеровской Германии, и Советы оказались победителем, что позволило им стать мировым полюсом, способным противостоять Соединенным Штатам Америки — наследнику колониальной Британии. Советское государство снова рухнуло в девяностых годах, чтобы вернуться на арену с обновленной силой, и все это менее чем за девяносто лет!
Если снова вернуться к сравнению важнейших черт, отличающих русский менталитет от западного, основные отличия можно было бы резюмировать следующим образом. Во-первых, личность против общинности. Личность (персонализм) — это наиважнейшая характеристика западного человека, отсюда и его отдаленность от мира, и склонность к индивидуализму, борьба за признание и его приверженность иерархической системе как структуре общества, а также воля, проактивность и фокусирование на самосознании. Что касается ментальной структуры русского человека, то его личностный аспект не является преобладающим, чем объясняется его большая близость к миру и людям, отсюда и его любовь к обществу, командной работе и врожденное стремление к равенству и справедливости.
Во-вторых, индивидуализм против коллективизма. Западный человек – индивидуалист по природе, а русский — коллективист. В Европе в средние века, особенно начиная с эпохи Возрождения, преобладала модель защиты индивидуальных свобод, заключающаяся в изоляции человека от основных институтов, таких как церковь или государство. Великий русский и советский философ Алексей Лосев описал период Возрождения как «безрассудное и неизбирательное установление человеческого субъекта». Таким образом, западный человек стал активной и сильной личностью. Что касается русского человека, то, как сказал о нем Николай Бердяев, «русский народ всегда любил жить в тепле коллектива, в какой-то растворенности в стихии земли, в лоне матери». Поэтому русский не чувствует четкой границы между собой и другими, не чувствует собственного изолирования и считает себя частью коллектива, чем и объясняется периодическое проявление одной из «отрицательных» черт его характера — добровольное смирение с угнетением (но не бесконечно!). Одним словом, русские более ориентированы на сильное общество и склонны зависеть от других, в то время как человек в западном обществе является полностью самостоятельным.
В-третьих, организация общества и отношений между его членами. Европейцы верят в принцип иерархии, а русские — в принцип равенства. Иерархия — это власть меньшинства над большинством, а равенство — это власть большинства или даже «власть всех», по крайней мере теоретически. Как определяется ценность человека и его положение в иерархии? Основными критериями здесь являются достижения и сила человека, а равенство гарантирует эту ценность каждому человеку, независимо от его достижений. Некоторые исследователи даже утверждали, что равенство неприемлемо для западного человека, поскольку оно ставит «хозяина» в один ряд с «рабом», лишает «хозяина» его уникальности, всех его достижений и возвращает его в общество, в котором отсутствует дух индивидуализма. Что же касается русских, то они убеждены, что неравенство и угнетение являются корнем всех враждебных отношений и несчастий в мире. Поэтому глубокое русское мышление основывается на равенстве всех людей, препятствуя превосходству одного человека над другим.
В-четвертых, воля против созерцания. Воля и проактивность (инициативность) более очевидно проявляются у западного человека, в то время как у русского человека преобладает «пассивное» созерцание. Поэтому русский человек иногда избегает предпринятия активных действий, предпочитая роль созерцателя или наблюдателя. Поскольку русский человек живет в гармонии с «внешним миром», это позволяет ему воздерживаться от проявления активных действий, сохраняя при этом спокойствие, безмятежность и уравновешенность. Что касается западного человека, то им движет инстинкт господства над миром, и он стремится к совершению активных действий и к тому, чтобы доказать свою независимость и самодостаточность. Следовательно, его окружение «неуравновешенно», а его отношения с ним не гармоничны, и по этой причине он старается полагаться на ясность и порядок и стремится избавиться от всего двусмысленного, неопределенного и хаотичного. Таким образом, европеец склонен к рутинной упорядоченной деятельности, в отличие от русского, который не владеет навыками тщательного выполнения непрерывной упорядоченной работы.
Эти сравнения, конечно, не являются абсолютными и допускают некоторые исключения. Например, они не исключают того, что «западный аспект личности подразумевает напряженную умственную деятельность, в то время как ее восточный аспект отражает созерцательный и духовный способ мышления. Оба эти аспекта дополняют друг друга в русской цивилизованной личности».
Русский человек иногда действует неоднозначно. Он может внезапно броситься проявлять инициативу, а потом может быстро остыть и забыть о том, к чему с таким энтузиазмом отнесся. Русский религиозный мыслитель и философ Николай Лосский отмечал: «У русских богатый талант, но они часто ограничиваются инициированием уникального проекта или бизнес-плана, не доводя его до конца. Давно было замечено, что общение с западным миром передает суть того, что написано в произведениях его авторов, в то время как общение с русским миром предоставляет более богатое содержание и новые идеи по сравнению с тем, что написано в опубликованных работах его авторов».
В постсоветские годы некоторые социологи сосредоточились на «неприятных» или «отрицательных» чертах русского человека, появившихся вследствие его низкого мнения о себе и своем обществе из-за пережитого в результате тяжелых социальных и психологических последствий в свете катастрофы, связанной с исчезновением его великого государства, Советского Союза. Из работ некоторых исследователей, в том числе Юрия Левады, известного российского социолога и основателя одного из крупнейших центров изучения общественного мнения в стране, следует, что они предпочли «критический» подход, считая его «более точным и объективным» в изучении так называемого ими духа «постсоветского человека». Новые исследователи пришли к выводу, что основные, глубокие аспекты «постсоветского человека» вращаются вокруг следующих характеристик: «Это человек, который страдает хроническим дискомфортом, «массовый» человек или «часть толпы», то есть тот, чьи субъективные критерии вращаются вокруг взгляда на него толпы, примитивный или интеллектуально и эстетически ограниченный, выдвигающий свою примитивность и бедность как «достоинство», колеблющийся или неуверенный из-за отсутствия эффективных институтов, которые давали бы ему ощущение социальной и правовой защищенности и стабильности, тот кто страдает вечной ностальгией по идеализируемому прошлому и приписывает все свои проблемы внешним врагам и заговорам».
Вместо всего того «устаревшего», которое эти новые исследователи считали частью прошлого или которое, по их словам, должно стать частью прошлого, они создали так называемый «постмодернистский русский менталитет», потому что современный русский человек, по их мнению, имеет другой культурный уровень, определяемый развитием цивилизации, но этот иной культурный уровень, по их мнению, будет постепенно вытеснять традиционный образ мышления русского человека. Что касается нового менталитета, который является менталитетом постмодернизма, он отличается от своего древнего аналога, потому что «соответствует современному обществу и может поглощать его сложности, разнообразие и динамизм».
Но другие российские ученые и исследователи указали, что научная реальность ментальных моделей человека и способов его мышления более сложна, чем вышеупомянутые тезисы, поскольку не существует «хорошего современного менталитета» и «старого плохого» менталитета. Это, по мнению этой группы ученых, представляет собой серьезное упрощение такого сложного явления, как ментальность. Критики «постмодернистского менталитета» говорят, что менталитет или психология «часто характеризуются запутанной смесью разнообразного нового и разнообразного старого».
Как бы то ни было, многие исследователи заметили, что русская духовно-психологическая модель наших дней начинает постепенно разрушаться под влиянием двойственности и бесстыдства светской модели современной жизни. Это добавило парадокса характеру российского гражданина, в котором вы найдете все: склонность к крайнему национализму и открытость другим культурам, жестокость, которая сосуществует с удивительной долей милосердия, склонность причинять вред другим вместе с глубоким сочувствием к боли и чувствам других, талант самоотверженного труда и выдержки вместе с бездействием, ленью и безразличием.
Сегодня социологи отмечают, что терпение, например, как часть чувства сострадания и человечности, «вышло из моды» в современном российском обществе. Обширное социальное исследование, проведенное под руководством великого русского социолога и философа Николая Лапина и охватывающее период с 1990 по 2006 год, показало, что жертвенность, являющаяся важной нравственной чертой русского народа и занимавшая 8-е место среди основных моральных качеств, опустилась на 11-е место, уступив при этом место новым ценностям, таким как независимость и инициативность, которые российские социологи считают частью современности.
Обладание широким взглядом на духовность, присущую русскому человеку, на наш взгляд, может дать минимальное понимание врожденных мотивов его поведения во многих областях. Мы можем найти выражение этой духовности в тенденциях России, например, на уровне человеческих отношений, религиозных и культурных связей с арабским миром. Не случайно, например, что восточный и арабский человек, в частности, непроизвольно ощущает определенную близость к русскому человеку, что и пытается объяснить данная статья.
Здесь читатель может спросить: но как все это может помочь нам понять характер ориентации России (как государства) на арабском Востоке? Какова реальность её политики и каковы её интересы в нашем регионе? Вероятно, довольно сложно буквально проецировать то, что мы написали, на политику, а даже было бы неправильным, на наш взгляд, всегда пытаться переносить скрытые аспекты древнерусской модели на политический или экономический курс Россия сегодня, потому что эти позиции продиктованы в первую очередь требованиями, обусловленными обстоятельствами и подверженными влиянию различных факторов, к которым относится, например, идеологическая ориентация правящих элит. Но в то же время надо признать, что политика, даже будучи далекой от эмоций и чувств, не всегда практикуется исключительно в личных интересах, и политика не обязательно должна быть изолирована от внутренних духовных мотивов тех, кто ее практикует.
Верно, что в историческом контексте разговоров о вере России и духовности ее народа некоторые из основных верований этого народа могут исчезнуть на какое-то время, но историческое становление не может препятствовать новому возрождению основных органических концепций, составляющих структуру русского сознания в поисках другого выражения для себя…